путь

Просветление наступает в результате неожиданного переживания.
Хуэй-нэн (638—713)

Независимо от того, подбрасываете вы своему любовнику в карман сексуальный снимок, сде¬ланный полароидом, или оставляете эротическое со¬общение на его автоответчике, у Пути Удивления есть две стороны: удивлять и быть удивленным.
Для того чтобы удивить кого-то, требуется все заранее обдумать — размышление в этот момент о моменте, который должен наступить. Быть удивлен¬ным — это значит быть застигнутым врасплох. С любой стороны существует решающий момент, и в этом моменте заключена возможность пробуждения.
Дзэнская литература изобилует историями о мастерах, выкидывающих сюрпризы в попытке вы¬вести сознание своих учеников на более высокий уро¬вень. Одна такая история рассказывает о Токусане (781 — 867), который в молодые годы обучался у мас¬тера Рютана.
Как-то уже под утро Рютан сказал: «Ночь стареет. Почему ты не идешь отдыхать?»
Когда Токусан поклонился и открыл дверь, что¬бы уйти, он сказал: «На улице темно».
Рютан протянул Токусану зажженную свечу. В тот момент, когда Токусан взял ее в руки, учитель неожиданно задул ее.
Б момент удивления сознание Токусана раскры¬лось.
В Пути Удивления есть ключевой момент: Удив¬ление должно идти на пользу тону, кого вы хотите удивить. Часто мы планируем сюрпризы для собс¬твенного развлечения, мы хотим увидеть испуганный взгляд любовника в момент смятения. Но истинный Путь Удивления заключается в том, чтобы все свои мысли обратить к своему любимому — знать, чего он хочет или что ему нравится, и дать ему это с любовью. Делая это, мы возвышаем свой собственный дух и повышаем свое возбуждение. Мы осознаем рутину своей жизни и предпринимаем нечто для того, чтобы разрушить ее и тем самым сделать более высоким свое осознание любви.
Всякий раз, когда мы получаем сюрпризы, возни¬кает возможность проверить свою реакцию — уз¬нать, где наше сердце и голова. В жизни всегда проис¬ходят вещи, которые застают нас врасплох,—незави¬симо от того, делаются они намеренно или наоборот. То, как мы реагируем без всяких предупреждений и подготовки, дает нам возможность увидеть себя та¬кими, каковы мы есть на самом деле.
Известная дзэнская история иллюстрирует этот момент. Речь в ней идет о старой китаянке, которая поддерживала монаха более двадцати лет. Монахи часто получали бесплатно жилье и еду у городских жителей, которые верили в то, что если хотя бы один монах станет просветленным, то от этого выиграет все человечество.
В связи с этим женщина стала интересоваться успехами монаха. Чтобы выяснить, насколько он преуспел, она прибегла к помощи девушки, «бо-гатой желанием».
«Подойди и обними его, — сказала она девуш-ке, — а затем неожиданно спроси: "Что теперь?"»
Девушка подошла к монаху и без лишних разго¬воров стала ласкать его, спрашивая, что он соби¬рается теперь делать.
«Старое дерево растет зимой на холодной скале, —ответил монах в несколько поэтическом ключе. — Нигде нет никакого тепла».
Девушка вернулась и пересказала то, что он ей сказал.
«Подумать только, я кормила этого парня двадцать лет! — воскликнула женщина со злостью. —А он не проявил заботы к твоим нуж¬дам, не потрудился понять твое положение. Ко¬нечно, ему не следовало отвечать на страсть, но, по меньшей мере, он должен был проявить хоть немного сострадания».
После этого она сразу же пошла к хижине монаха и сожгла ее.
Сказать, что секс не имеет ничего общего с дзэн, — это все равно что сказать, что секс противо¬естествен. Ничто не может быть дальше от истины. Путь дзэн состоит в том, чтобы позволить природе выразить себя посредством всех наших действий, ка¬кими бы они ни были, — так же естественно, как вишня расцветает весной.
Религиозные адепты иногда отказываются от секса, видя в нем земное желание, которое следует преодолеть, и дзэнские монахи не являются исключе¬нием. Эти монахи, как правило дзэн-буддийские, формализовали подход к дзэн, использовав буддийс¬кую систему ограничений и правил. Уходя в монас¬тырь, они принимают строгий обет аскетизма как средство самосовершенствования. Но «чистый» дззн осуждает привязанность к религиозной ортодоксаль¬ности или любые схоластические поиски просветле¬ния. Один из наиболее почитаемых мастеров дзэн, Иккю Содзюн (1394—1481), высмеивал правила мо¬настырей и их крайности в самоотречении. В одном стихотворении за другим он восхвалял вино и физи¬ческую любовь, утехи с любовницами и постоянные походы в бордель. Вот один из знаменитых образцов его поэзии:
Десять дней
В монастыре
Сделали меня беспокойным.
Красная нить
На моей ноге
Длинна и неразрывна.
Если однажды
Ты будешь меня искать,
Спроси обо мне
У торговцев рыбой,
В таверне,
Или в борделе.
Для Иккю разрыв взаимоотношений между мужчиной и женщиной ради достижения просветле¬ния не имел смысла. В его философии «дзэна красной нити» секс углублял переживание просветления. Он говорил, что никто не может войти в этот мир, не будучи рожденным мужчиной и женщиной; мы с рождения связаны с сексом «красной нитью» крови. Дальше и дальше назад уходит эта красная нить, длинная и неразрывная, к истоку всего сущего. Мы «сотворены» из секса. Этот факт нужно принять, а не избегать его, говорил Иккю. Он открыто носил мона¬шескую одежду в увеселительных кварталах, чтобы подчеркнуть духовную природу своих действий: Я, кого провозгласили генералом Дзэн, Смакую жизнь и наслаждаюсь сексом во всей полноте!
Каждое мгновение, независимо от того, прово¬дим мы его в занятиях сексом или медитацией, пре¬доставляет нам возможность дзэнской реализации. Пусть любая вещь станет вашим источником погло¬щенности, поскольку дзэн распространяется на все вещи и в любое время. Не важно, как вы придете к дзэн — через стрельбу из лука, ремонт мотоциклов, аранжировку цветов, воинские искусства, игру на газоне.
Удивление раскрыло истинную природу монаха. Двадцать лет медитаций не смогли вселить сострада¬ние в его сердце — единственное мерило прогресса в практике. В решающий момент, когда не было вре-мени на раздумья, он провалил свой экзамен.
Б своем комментарии к этой истории индийский гуру Ошо сказал, что у монаха было три возмож¬ности:
«Если в течение двадцати лет он не прикасался к женщине, то первая возможность заключалась в том, что он мог поддаться искушению, стать жертвой, забыть все о своих медитациях и занять¬ся с девушкой любовью. Вторая возможность — остаться холодным, сохранить контроль и не про¬явить никакого сострадания к девушке. Он прос¬то жестко сдерживал себя, чтобы не поддаться искушению. И третья возможность: если бы ме¬дитации достигли своей цели, то он был бы полон любви, понимания, сострадания и попытался бы понять эту девушку и помочь ей. Она была всего лишь проверкой этих возможностей.
Если бы он прибег к первой возможности, то все медитации оказались бы просто тратой време¬ни. Если бы он воспользовался второй возмож¬ностью, то он просто удовлетворял бы простым критериям монаха, но не удовлетворял бы крите¬риям настоящего человека медитации... человек сострадания всегда думает о тебе, о твоих потреб¬ностях. Он остался холодным и сосредоточенным на себе. Он сказал только о себе — «Старое дерево растет зимой на холодной скале — нигде нет ни¬какого тепла». Он не проронил ни единого слова
о женщине. Он даже не спросил: «Зачем ты приш¬ла? Что тебе нужно? И почему ты выбрала меня из всего этого множества людей? Сядь...» Любовь всегда думает о других; эго думает только о себе. Любовь всегда проявляет заботу, эго никогда. Эго разговаривает на одном-единственном языке: языке Я. Эго всегда использует других; любовь готова к тому, чтобы ее использовали, любовь готова служить». В своем комментарии к этой истории о монахе
Иккю говорит, что его реакция была бы значительно
менее холодной:
Старая женщина обладала достаточно
большим сердцем,
Чтобы обвенчать монаха и девушку.
Если бы сегодня красавица обняла меня,
Моя увядшая сливовая ветвь дала бы новый
побег!
Как гласит поговорка, жизнь полна сюрпризов. Пусть они напоминают вам, что вы еще живы — и полны любви.